Чудеса в этой жизни случаются. Особенно часто, если верить голливудским фильмам, они встречаются на рождество. Теперь я знаю – рождественские чудеса действительно бывают.
23 декабря 2009 года мы гуляли по предрождественскому Регенсбургу. Мы шли по ярмарке, по празднично украшенным улицам города, а я четко понимала – это мои последние дни. Вчера врач мне так и сказала: «У тебя осталось около 2 суток. После этого без помощи ты задохнешься…». Я знала, что завтра стану перед выбором – идти в больницу, чтоб мне дадут возможность дышать еще 3 дня или промучатся еще 1 день и… Второй вариант казался более привлекательным… Потому что я знала – у меня нет шанса получить полноценное лечение. В документах у меня написано, что я некооперативна (не сотрудничаю в лечении), не пью лекарства и т. д. (кто следит за моей историей, тот в курсе). Я знала, что для того, чтобы меня взяли с таким «анамнезом», должно случиться чудо. Настоящее рождественское чудо!
24 декабря я зашла в отделение скорой помощи. Я решила прожить еще 3 дня… мы приехали на автобусе… я задыхалась… даже не задыхалась, я была уже в том состоянии, когда весь мир перестает существовать, есть только удушье… Уже 10 минут мы с подругой Мариной на смеси английского (моего) и немецкого (ее) пытаемся объяснить медсестре что нам надо. Она упорно не понимает. Когда за стойкой появился молодой мужчина, в последней надежде я обращаюсь к нему «Вы говорите по-английски?» и слышу в ответ «да». И я остаюсь с ним - доктором Феликсом Рокманном, шефом отделения скорой помощи. Строгий халат с воротником-стойкой, застегнутый на все пуговицы. Снизу – джинсы обтрепанные внизу и кроссовки. Короткие рыжие волосы, уложены гелем в творческом беспорядке. Проницательный взгляд за стеклами очков. - Мне очень тяжело дышать – мой голос не выражает эмоций, мне слишком плохо… - Ты как приехала? На автобусе? Кто-то с тобой есть? Ок, пусть они пока заполняют эти документы, а ты расскажи мне что случилось? – сидит перед моей коляской на корточках. Тут так принято, это дань уважения к пациенту – врач не должен нависать над ним, он либо садится рядом на стул, либо присаживается. - Мне в ноябре установили кардиовертер. Стала собираться вода вокруг легкого. Уже 4 раза удаляли. Последний раз 21 декабря. 22 утром УЗИ показало, что воды там много, но я еще могла дышать. Сегодня уже не могу… - Ок, это понятно, но почему ты сегодня, перед праздниками на автобусе по морозу приезжаешь на скорую? То есть, почему ты не в стационаре в таком состоянии? Как это выписали?! Как это сказали, что больше не положат?! Да какое право они имели?!!! Это их осложнение, это они должны заниматься твоим лечением!!! – в глазах праведный гнев, от негодования даже встает. Возмущенный уходит в кабинет звонить в клинику, заверив меня, что все будет отлично. Я остаюсь сидеть в коридоре… Через 5 минут Феликс выходит из кабинета, неся в руках распечатки моих выписок, переданные клиникой. Весь такой холодный, как айсберг в океане. Ни слова не говоря, берет мою коляску и везет в комнату. Мне становится смешно от того, как праведный гнев на клинику сменился праведным гневом на меня. - Я вижу, вам уже рассказали, какая я некооперативная? - Угу. - И как лекарства не пью? - Угу. - И как от всего отказываюсь и лечиться не хочу? - Угу. - Я могу сейчас начинать оправдываться, но вы ведь все равно поверите коллегам. Поэтому, какой смысл? Если вам интересна моя версия происшедшего – вы сами спросите, и я расскажу. Если нет – рассказывать смысла все равно нет – мы как раз заехали в комнату. Он сел, глядя прямо в глаза. - Я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО хочу услышать твою версию. Я рассказывала о фактически эксперементальной операции, которая пошла наперекосяк, о негативном отношении к этому начальства, о том, как банально забыла выпить утром таблетку, которую уже 10 лет пью вечером и о том, почему отказалась от пункции последний раз. Он не говорил ни слова, только смотрел в глаза и слушал… - Ок, и так, когда появилась одышка? – никак не прокомментировав мой рассказ, он повернулся к компьютеру чтоб заполнять историю болезни. Но снова оторвался – Ты на днях улетаешь в Украину? 26 кажется? - Нет, я перенесла билеты, я остаюсь тут. - Почему? - Потому что это единственный для меня шанс выжить. В Украине меня лечить не будут, там я обречена. А здесь… не будет нормального лечения – ок, буду просто каждые 3 дня приезжать к вам, откачивать жидкость. Но так у меня есть шанс, а дома его нет. Я жить хочу, понимаете? – после этой фразы он опускает взгляд… Дальше – УЗИ плевральной полости. Он заботливо помогает мне пересесть на кушетку, улыбается. Как в тот момент, когда первый раз увидел меня. Как будто не знает о «некооперативности». - Шайсе!!! Ты же сейчас задохнешься, легкого нет! Почему ты не сказала, что тебе НАСТОЛЬКО тяжело дышать? – в спешке цепляет на меня монитор и кислород. - Я говорила… - боясь показаться некооперативной робко мявкаю я. - Да, но… когда людям НАСТОЛЬКО тяжело дышать, они вызывают «скорую», а не едут по морозу автобусом через пол города! Я ж посчитал, что коль ты сама приехала, значит все не так уж и плохо. Шайсе!!! - За «скорую» платить надо… автобус дешевле… - стыдливо опускаю глаза. У него на лице ужас! - На кислороде полегче? Подожди 5 минут, я сейчас. И не ложись! А то точно задохнешься! – выбегает из палаты. - Значит так, смотри… мы сейчас пунктируем и удаляем жидкость… - через несколько минут возвращается и садится рядом со мной на кушетку - Опять просто удаляем… с эффектом на 3 дня… - почти про себя бурчу я… - Так, подожди и послушай. СЕЙЧАС мы удаляем, потому что никого, кто мог бы начать серьезное лечение, сейчас нет, и до их приезда ты можешь просто не дожить. Далее я ложу тебя в отделение торакальной хирургии – я уже говорил с профессором Хофманном. И там уж, пожалуйста – будь настолько кооперативна, насколько это возможно!!! Ок? Мы будем делать пункцию без анестезии – так просто-просто говорит он. У меня от ужаса расширяются глаза – не волнуйся, это не больно… - Больно – некооперативно вступаю с ним в спор. Чай не первый раз, плавали, знаем… - Спорим, я сделаю так, что ты потом сама скажешь, что это в сто раз лучше, чем с анестезией? – подмигивает мне. Что делать, соглашаюсь, не особо веря его трепу. Мне уже просто все равно, удушье – оно страшнее боли… Но… совершенно безболезненные манипуляции с его стороны и показатели на мониторе уверенно улучшаются. - Ну что, больно было? – он все еще за спиной, заклеивает дырку от прокола, по голосу слышно, что улыбается. - Нет – честно отвечаю ему. - Ну вот видишь, я ж говорил! Легче дышать? - Да, но не на много. Обычно лучше помогало почему-то… - Не переживай, я все сделал как надо – снимая перчатки подмигивает мне – вот посмотришь, завтра все начнет налаживаться – опять подмигивает. Я про себя думаю, что завтра будет только хуже, ведь вода собирается с каждым днем и если он ее не всю удалил, то завтра же я опять начну задыхаться, но… но почему-то, глядя в его глаза, верю что будет так, как он говорит. Для госпитализации надо внести предоплату. У меня нет таких денег, о чем я честно говорю тетеньке, оформляющей меня. Она вопросительно смотрит на Феликса, на что он отвечает: «Что вы на меня смотрите? Мне до ваших денежных заморочек нет дела. Я врач и по медицинским показаниям я ее ложу!» Вечер 24 декабря я провела в больничной церкви. Праздничная служба и какой-то особый дух. Я безумно устала, у меня больше нет сил бороться. Мне по-прежнему тяжело дышать. Но почему-то вспоминая рыжего Феликса, я действительно верю, что эти сутки – они переломные, что его обещания – не пустой треп…
25 декабря, молодой приятный торакальный хирург. Встревоженный взгляд… Контрольный снимок ужасный, анализы еще хуже, нельзя медлить ни дня, иначе легкое погибнет. Нужно срочно устанавливать дренаж. Естественно соглашаюсь. Дренаж – это уже не просто облегчение состояния, это лечение, которое дает надежду на конец эпопеи. Но ассистент, промучившись пол часа, так и не смог просунуть трубку между ребер. Ок, значит завтра в операционной под наркозом. От слова наркоз меня накрывает волна ужаса, но я понимаю – выбора нет, поэтому просто киваю в ответ. Но через 10 минут врач возвращается – нет, до завтра ждать нельзя, сейчас сюда выехал профессор, сделаем все под наркозом, но в малой операционной в отделении скорой помощи. И меня везут в отделение Феликса… Анестезиолог отказывается давать наркоз. «Терпи» - все, что смог мне сказать профессор Хофманн. Я терпела… У него точно так же, как и у ассистента, ничего не получалось… Он чертыхался, но продолжал пробовать… В этот момент в дверях появился Феликс собственной персоной. Стоял и тихо наблюдал за происходящим, только улыбался и подмигивал мне. Но тут был обнаружен Хофманном… - Феликс, ах ты ж швайне (свинья), это и есть твое «Я все сделаю, она у вас только переночует, и вы утром посмотрите снимок на предмет осложнений и отправите домой»? Пойди, посмотри снимок – там катастроф! Мы ее выписать не можем – далее следовала еще долгая тирада из которой я поняла – Феликс специально… ммммм… сказал не совсем правду о моем состоянии, чтобы торакальщики согласились меня взять. И его слова «будь кооперативна» - это было не условие хирургов (мол, если будет сотрудничать, мы будем ее лечить), это был его дружеский совет, мол, я тебя туда просуну, но смотри, не дай повода от тебя избавиться. И он специально убрал не всю жидкость, чтобы снимок на следующий день выглядел пострашнее, и меня вынуждены были лечить. Он как врач скорой помощи мог сделать мало что. Мог только облегчить мое состояние. Но он поступил как человек… переступил через правила, коллегиальность и еще много через что ради девушки, которую видел впервые в жизни. Он спас меня… в тот момент, слушай чертыхвания в его адрес профессора Хофманна, я очень четко поняла – Феликс спас мою жизнь! Рождественское чудо случилось – вот этот рыжий, иронично улыбающийся на весь этот поток негодования, доктор – мой рождественский подарок свыше. Я посмотрела ему в глаза и одними глазами сказала «Спасибо». Он в ответ улыбнулся и подмигнул. Он понял – я знаю все. И ему не было стыдно. Ни перед коллегами, которые так «влетели», ни передо мной, он был уверен – он принял правильное решение.
Далее было еще много чего. Мнимое улучшение, за которым последовало резкое ухудшение, повторная госпитализация, операция на легком, выписка, снова ухудшения. Отделение скорой помощи стало родным, его врачи тоже. Каждый раз при встрече мы с Феликсом перемигивались. Без слов. Как два человека, которые имеют общую тайну. Уже из дому я написала ему письмо, благодарила за то, что спас меня. Он ответил, что рад, что смог помочь… так просто-просто…
До смешного серьезный, неимоверно обаятельный, когда улыбается, настоящий руководитель… Таким я запомнила рыжего Феликса - еще одного моего ангела-хранителя. Человека, не побоявшегося поставить себя под удар, но спасти мою жизнь. Человека, который показал мне – рождественские чудеса – это не сказки. Они действительно случаются!
