-
Какая несуразность: государству наплевать на то, что происходит с нашим
центром, а двум девушкам – нет! – мы сидим с Евгением Евгеньевичем в
предбаннике отделения ТКМ. Там, за стеклянными дверями – "чистая
зона". Там – 12 специально оборудованных, стерильных боксов, в которых
могли бы проводиться родственные и неродственные пересадки костного мозга. Но
не проводятся. Уже 5 лет. Только ауто. Потому что нет финансирования, а значит – нет
реактивов, расходников, лекарств. 10 минут назад рядом с нами сидела мама
мальчика Максима, которому нужна ТКМ. Мальчику в августе исполнилось 18. Это
значит, что теперь он взрослый. А еще - что даже проверить совместимость с ним
старшего брата, теперь негде. Поэтому, да, черт побери, нам не наплевать!
-
Я раньше работал в ОХМАТДЕТе – бросает Евгений Евгеньевич и у меня перед
глазами картинка: мне 13 лет, я с мамой стою на втором этаже корпуса гематологии
ОХМАТДЕТа, под такими же стеклянными дверями с надписью "отделение
ТКМ". К нам выходит высокий, русый доктор. Мама спрашивает у него про
возможность ТКМ для моей подруги из Запорожья Наташи. У нее третий рецидив
лимфогранулематоза. А говорят, ТКМ спасает при рецидивах. Когда мы уезжали в
Киев, Наташина мама очень просила нас разыскать доктора Евгения Евгеньевича и
спросить у него про спасительную пересадку для Наташи. И вот молодой доктор
мягким голосом отвечает моей маме: "Да, помню Наташу конечно. Но понимаете…
ТКМ – это очень тяжело. Это очень жесткая химия. Для нее нужен запас прочности.
Чтоб пережить. У Наташи его нет. Она не переживет. Понимаете?". Наташа
много рассказывала мне про то, какой он славный – Евгений Евгеньевич. А сейчас
он подписывает моей подруге смертный приговор. И я смотрю на него и пытаюсь
понять "как же так?!".
И
вот, прошло 15 лет. Наташа умерла в Запорожье через неделю после того разговора…
А я снова говорю с высоким, русым (теперь, правда, с сединой) Евгением
Евгеньевичем. Про то, что каждый день ему звонят пациенты, которым он вынужден
отказывать не то, что в шансе, а даже в надежде на шанс. Потому что он не может
не то, что сделать родственную пересадку, он не может даже типировать
(определить совместимость) пациента и потенциальных доноров. И я думаю, какая
это кошмарная несправедливость! Тогда, 15 лет назад, мою подругу нельзя было
спасти. Объективно нельзя было. А сейчас другие пациенты умирают просто потому,
что единственный и высококлассный центр ТКМ для взрослых стоит без финансирования!
- А пойдемте, посмотрите на наше отделение! –
зовет Евгений Евгеньевич. Почему-то мне важно увидеть, прочувствовать это – мир ТКМ.
Мы
не будем заходить в палаты, где лежат больные, поэтому нам не нужно полностью
переодеваться. А вот мужчина перед нами шел к кому-то в бокс. И он был только в
бахилах и белом халате на голое тело. Мы же снимаем кофты и обувь. На ноги –
бахилы. Высокие из ткани и сверху – низкие одноразовые. Сверху – халаты. Проходим
через стеклянную дверь с надписью ТКМ. "Снимайте одноразовые бахилы,
дальше без них". Еще одна комнатка – помыть, высушить, обработать
дезинфицирующим раствором руки. И – вот оно – отделение ТКМ.
Огромное.
Широкий коридор по сторонам которого – мощные двери со стеклянными окошками. За этими
дверьми – "предбоксники" – такие себе шлюзы перед самими боксами ТКМ.
В предбокснике на стене закреплены мониторы, стоит разное оборудование. Шнуры
от оборудования идут в стеклянный "аквариум" бокса через небольшие
отверстия в стене. Это для того, чтоб заходить туда, в аквариум, как можно
реже. Потому что каждый вход туда, даже переодевшись и обработав руки – все равно
риск для человека с убитой иммунной системой. Поэтому все, что можно – вынесено вовне
аквариума. А внутри – только койка, тумбочка и телевизор. Скажу честно – мне стало
жутко от одной мысли оказаться закрытой тут на многие дни и недели.
Когда
внутри бокса есть больной, то включается специальная система вентиляции. Она
подает пропущенный через фильтры воздух в определенном направлении – от пациента
наружу. Чтоб инфекции не могли попасть на больного с потоком воздуха. Врач
рассказывает – весь этаж над отделением ТКМ – это огромный машзал, с мощными
трубами, вентиляторами, компрессорами, фильтрами. За сутки они прогоняют
огромное количество кубометров воздуха через систему для того, чтобы обеспечить
больным защиту от инфекций.
В
конце коридора – тренажеры и столы с настольными играми. Это для тех, кому уже
можно выходить из аквариума, но еще рано покидать эти стеклянные стены. В
отделении очень тихо и пусто… будто безжизненно. Но то в том, то в том боксе
видны лысые головы, а в предбоксниках – горящие экраны инфузоматов и мониторов.
Мы
сидим с Евгением Евгениевичем в ординаторской и говорим… о том, как много нужно
сделать, чтоб родственные пересадки в этом отделении стали возможны. Как это
сложно. Но как это важно. "Если вы сможете сделать это… вы
будете первыми, кто смог запустить взрослую ТКМ в Украине!" – говорит Евгений
Евгеньевич. А я думаю, что мне не нужны лавры первопроходца… я просто хочу,
чтобы девочкам и мальчикам вроде Катюхи и Максима было, где лечиться!
18:10.
"Ой, простите, наверное нам нужно прощаться. У меня тут дела еще…" –
мы встаем и прощаемся с Евгением Евгеньевичем. "Спасибо вам!" –
говорит он вслед. За что, спасибо, мы же пока ничего не сделали?! За надежду, что
сделаем?! Я иду по тихому, пустому коридору и думаю о том, что надежда нужна,
видимо, не только тяжелобольным. Она нужна и врачам. Надежда на то, что не
нужно будет по нескольку раз в день произносить: "простите, центр не
делает родственных пересадок", зная, что для многих эта фраза – равна смертному
приговору. Эта надежда нужна так сильно, что готов уцепиться за нее даже в лице
двух девушек, имен которых, Евгений Евгеньевич, кажется, даже не запомнил :).
18:30
– проходим вдоль здания больницы, по периметру огороженного красной лентой с
надписью "осторожно, падает облицовочная плитка". Впереди – метро Житомирская
с забитыми лотками переходами, переход на Майдане с огромными толпами людей
(час-пик), наша новенькая станция метро с лифтом. Впереди – путь от метро до
дома – под желтеющими деревьями и в обход луж. И где-то там, далеко, останутся
"аквариумы" боксов. Как будто в другом мире. Только… завтра в такой
же аквариум в ОХМАТДЕТе ложиться Катюха, Манькина сестра. Потому что не
существует параллельных миров на этой земле. Потому что то, что сегодня не ты в
этом аквариуме – это просто потому что СЕГОДНЯ – не ты. А завтра?
Ночь.
Я лежу, закутавшись в одеяло, и пытаюсь согреться. Как будто пытаясь решить
сложное уравнение, снова и снова прокручиваю события сегодняшнего дня, свои
мысли и чувства. И почему-то самые яркие из них – про мою подругу Наташу,
которой уже не могла помочь ТКМ и про тех, кому она может помочь, но кто
умирает, так как в Украине нет работающего центра родственной ТКМ для взрослых.
А еще "спасибо вам!" – сказанное доктором. Туда же, на полку тех
"спасибо", от которых невыносимо больно…
